Поющие пески - Страница 1

К оглавлению

1

Нет, я не о тех песках, что поют нежно и зазывно, перемещаясь под ветрами и собственной тяжестью. Сегодня я глух к этим редким звукам пустыни, потому что услышал здесь новую песню…

Да что хорошего-то, если разобраться, в этих сыпучих песках? Вот как описывал их в конце прошлого века очевидец: «Горе путнику… Прикрыв себя всем, что только может иметь значение защиты, с шумом и песком в ушах, с болью и песком в глазах, со щекотаньем и песком в носу, с затрудненным дыханием и песком в горле и, наконец, с упованием и надеждой в сердце, ему остается только ожидать прекращения этого ада».

О какой пустыне идет речь? Гоби, Калахари, Каракумах? Нет. Возьмите атлас, найдите низовья Днепра и здесь, на его левобережной стороне, вы увидите географическое обозначение: «Алешковские пески». Да, на Украине, в этой хлебородной, яблоневой республике, есть пустыня. И не маленькая, не безобидная.

Еще в 1887 году «Лесной журнал» писал:

«Движение песков за последнее время усилилось. Движутся они по всевозможным направлениям и заносят собой не только ценные земли, но и озера, берега притоков Днепра, заносят еще сохранившиеся остатки лесов естественного происхождения и искусственно созданные плантации, разрушают дороги, поглощают усадьбы и сильно угрожают даже целым селениям: Кардашинке, Раденскому, Костогрызову. Большим Копаням и другим…»

И вот мы едем по Алешковским пескам.

Наш двухфидерный «газик» мягко плывет по дороге, если можно так назвать две глубокие борозды, заполненные рыхлым, сухим и горячим песком. Мы буксуем даже на усиленном режиме двигателя, кардан все время садится на вязкую массу, в кабине трудно дышать — от жары и бензинных паров. Впереди вздымается высокий бархан, и надо разгоняться, чтобы взять перевал. Мотор ноет, вот-вот сорвет себе сердце, машина тяжко дышит, подгребая под себя сыпучий песок, юзит на спусках, мотается из стороны в сторону. Никакой другой дороги здесь существовать не может, и мы бросили ее, поехали прямо по барханам. На одном из них остановились. Горячий воздух, желтые бугры во все концы. По наветренному склону неясные кривые письмена — следы гадюк. Редкие былинки песчаного овса, еще какие-то колючие травинки, жалкие кустики шелюги. А у волнистой линии горизонта, там, откуда течет этот обжигающий воздух, желто-серый столб — смерч. Самая настоящая пустыня…

Признаться, я всего этого не ожидал, и мне, привыкшему к влажной сибирской тайге и прохладе подмосковных лесов, было тут неуютно.

— А теперь правей надо брать, — сказал Владимир Николаевич водителю. — Во-о-н на ту вешку…

Владимир Николаевич Виноградов — здешний ученый, доктор сельскохозяйственных наук. Жарища эта ему нипочем, он оживлен, говорит интересно, увлеченно. И все о песках.

Несчетные века стремил себя сюда могучий пра-Днепр. Под влиянием вращения Земли отклонялся вправо, оставляя чистые кварцевые наносы. Семь крупных песчаных арен вместе с межаренными супесями занимают сейчас площадь в двести тысяч гектаров. На полтораста километров — от Каховки до берега Черного моря — лежит эта мертвая зона, много раз переработанная ветрами, принявшая к нашим дням безрадостный вид барханной пустыни. Трудно здесь всему живому. Поверхность песка накаляется, бывает, до семидесяти семи градусов по Цельсию. Осадков очень мало и в особо злые годы составляет менее 130 миллиметров в год. На памяти у всех лето, когда за три с половиной месяца не упало ни капли дождя…

Бросовая, гиблая земля. Что ни посади — высушит, сожжет, засыплет песком. И зачем, собственно, сажать, если вокруг этой пустыни лежат жирные земли, в которые можно вкладывать труд с хорошей отдачей? Но ведь родная земля, какой бы она ни была, всегда мила, и ее надо выручать, если она попала в беду. К тому же Алешковские пески — вечная угроза пашням, пастбищам, колодцам, селам, поймам, дорогам, плавням. Днепровскому лиману. Преобладающие здесь восточные ветры гонят пески на город Цюрупинск, бывшие Алешки… Стоп!..

Я написал «гонят», хотя пора этот глагол употребить в прошедшем времени. Подошел срок погромче сказать о необыкновенном подвиге обыкновенных наших героев — лесоводов Херсонщины.

…«Газик» качает, как ладью, с носа на корму, кренит на борта, и вот совсем нельзя ехать — барханы с подветренной стороны круто обрываются вниз. Спустились к «сагам» — понижениям меж бугров, в которых держится влага. По откосам не поедешь, того и гляди колесо зароется в сырую мочагу. Двигатель перегрелся, жара стала невыносимой. Аким Алексеевич Крыжевский, начальник областного управления лесхоззага, подбадривает себя и меня, приговаривает:

— Сейчас, сейчас, вот за этой грядой…

Взяли еще несколько песчаных бугров, вышли из машины, поднялись на командную высоту, и я увидел мираж этой пустыни — необозримо, насколько хватал глаз, расстилался молодой лес! Те же пески, те же барханы, только рельеф был чудесным образом смягчен, простор облагорожен зеленью, сосняк манил густой тенью и, не поверите, тонким грибным ароматом. Этот красивый майский лес был весь освещен светло-зелеными свечечками — деревья гнали себя в рост, выглядели красиво и празднично. Крыжевский заметил мое волнение, сам заволновался:

— Слышите — грибами пахнет! Маслюков тут сейчас богато, в Херсоне уже на базаре кошелками. А главное, остановили…

Да, пески остановлены, закреплены, обезврежены. Сообщив, читателю этот «голый» факт, я почувствовал, что обеднил жизнь и не сказал почти ничего. Для многих из нас, к сожалению, важен лишь итог, конечный результат, а все остальное — мелочи. Подробности события пригашиваются еще больше, когда проходит десять — пятнадцать лет, и поэтому я обязан хотя бы коротко сказать о мелочах и подробностях великого дела, сотворенного на Алешковских песках…

1